• История
• Религия
• Эпос
• Быт
• Кухня

Бурятия

Сахар Хамнаев

На исходе июль месяц. Сахару Хамнаеву пошел девятнадцатый год. Чуть выше среднего роста, подтянут, учтив в общении. Царь Николай I требовал от приближенных, чтобы время от времени ему представляли во дворце предводителей племен и народов, населяющих отдаленные края империи. В один из дней Хамнай Цанкиров был вызван в Баргузин в канцелярию. Гонец из Иркутска: надо ехать в Санкт-Петербург главному тайше или замещающему его лицу. Предстоит быть представленным Его Величеству императору Николаю Павловичу. Хамная бросило в жар от волнения. Можно ли ему отправить сына? Молодой человек, имеет образование, владеет языком. "Слышали о нем. Знаем. Можно". Трудно описать радость Хамная. Сын получит благословение всемогущего монарха! Хамнай провожал сына до Иркутска. Оказалось, едет еще один бурятский тайша. Их двоих сопровождает представительный чиновник из губернского Правления. "Баргузинсхие летописи" свидетельствуют: "Сын главного тайши Хамная Цанкирова Сахар Хамнаев по высочайшему повелению для представления Его Величеству был вызван в Санкт-Петербург, где и удостоился представиться государю императору Николаю I и был награжден серебряным кортиком. Он выехал из дому 2 сентября 1832 года и приехал домой 11 мая 1833 года". Спустя два года после этого Сахар Хамнаев женился. Тайша Хамнай и тут проявил особое отношение к третьему сыну. Было это так. В один из дней августа отец взял Сахара в поездку по урочищам. Поехали верхом на лучших иноходцах. Завершая первый день, заехали ночевать к богачу Лошону. Пять деревянных летних юрт, кругом кадки, полные молочных продуктов - от айрака до аарсы. Под навесом две женщины гоняли молочную водку - архи. Лай собак, мычание коров, плач и визг малышей. Богач Лошон принял почетных гостей в главной юрте. Лошон, грузноватый мужчина лет сорока, и его супруга, - небольшого роста, чрезвычайно подвижная женщина, старались изо всех сил. Когда трапеза подходила к концу, зашел разговор о молодежи, о девушках, об умении шить. Хозяева тут велели позвать свою дочь Узэмэ. Вошла девушка лет восемнадцати. С хмурым взглядом, с нескладными чертами лица, Узэмэ ступала тяжело, несколько вразвалку. "Мэндэ!" - буркнула она гостям. - Узэмэ, принеси, покажи высоким гостям свое рукоделие, - сказал ей отец. Девушка посмотрела вверх, в дымоход, подумала. - Кисет, алшуур принесу, - с капризом в голосе сказала она и вышла. У Сахара мороз пробежал по коже. Он догадался: отец что-то держит на уме. Недаром несколько раз до этого заговаривал о его, Сахара, женитьбе. Но... на этой?! Алшуур был вышит на славу. Форма, узоры - все понравилось Хамнаю. Лошон, его супруга, тайша Хамнай - все весело обменивались мнениями, шутили, смеялись. Даже Узэмэ состроила на лице нечто, похожее на улыбку. Неподвижно-каменным оставалось только лицо молодого гостя... На другой день, встав рано, тайша с сыном продолжили путь. Солнце уже поднялось над горизонтом, когда они сделали привал на опушке леса, на берегу прозрачной речки. - Понимаешь ли, сын? Главному нойону полагается женить сына на дочери самого богатого в долине человека. Таков обычай, оставленный нам предками, - медленно начал Хамнай.. - Нет, отец, лучше я умру, чем... - Не перебивай. Ты не знаешь, о чем я хочу сейчас говорить. Хамнай замолчал. Сердце Сахара учащенно билось, лицо его. пылало от негодования. - Но для тебя я сделаю исключение, мой сын. Видел я: дочь Лошона тебе не понравилась. Хотя... Но что делать? Я не хочу, чтобы ты мучился с нелюбимой женой. Я хочу, чтобы ты был счастлив в семейной жизни. Тут недалеко живет некто Бэригин Нэгэтэев, из шоноевского рода, человек среднего достатка, скорее даже бедняк. Давно я подглядел у него дочку, Сэмжэдмой зовут. И пригожая, и умная. Вот она подстать тебе, - Хамнай встал и направился к коню. - Сейчас заедем к Нэгэтэеву. Две небольшие восьмистенные юрты Бэригина Нэгэтэева стояли на берегу озера, окруженного камышами. Хозяин встретил гостей у коновязи. На лице у него светилась приветливая улыбка. "Сам Хамнай-тайша к нам! Со своим ученым сыном!" - обратился он к жене, входя с гостями в юрту. Усадив гостей на почетной стороне, оглянулся: "Где дочь? Опять на озере пропадает? Зови ее, Адья,.варите еду!" Адья, жена Бэригина, пышнотелая, с румяными щеками женщина, бесшумно вышла. В юрте было прохладно. В дымоход падал под косым углом слепящий столб солнечных лучей. Бэригин, мягко улыбаясь, рассказывал о житье-бытье, об улусных новостях. Адья оказалась "тургэн-тоготоой" хозяйкой, у которой "быстро варится еда". Она вошла, неся большую деревянную миску с вареным мясом, за ней - Сэмжэдма с котелком в руке. У дверей она поклонилась гостям. Увидев ее, Сахар невольно привстал: от юной Сэмжэдмы исходил свет девичьей чистоты и красоты. Она украдкой взглянула на сына тайши и алые губы ее дрогнули в чуть заметной улыбке. Между молодыми людьми пробежал незримый ток. Хамнай-тайша довольно крякнул. "Три сына у нас, и одна единственная дочь, - сообщил Бэригин. - Сваты стали наведываться, но мы не торопимся отдавать Сэмжэдму в чужую семью". За обедом Хамнай-тайша заговорил, с молчаливого согласия сына, о том, что был бы рад, если бы Сахар и Сэмжэдма соединили свои судьбы. Сэмжэдмы в юрте не было: молодежи не положено сидеть за одним столом с гостями. "Мы люди небогатые, - сказала Адья, - высоко не метим. Желаем одного: была бы счастлива дочь". Хозяин снял со стены хур и, настраивая струну из конских волос,сказал: - Вы, тайша Хамнай, гордитесь своим родом - буура сэнгэльдэр. Славный род! Но и я, Бэригин Нэгэтэев, горжусь своим родом, мы - тумунтеи шоноевские. Я спою вам старинную "Песню охотников тумунтеевского отока". И Бэригин запел негромким приятным голосом, аккомпанируя себе на хуре:

Изюбров немало в лесах Баргузина,
Стрела прозвенела,
и зверь - наповал.
Отец, на охоте натаскивай сына,
Чтоб в глаз соболиный
стрелой попадал.
Мазиле мужчиною
стать не дано,
Мы - тумунтеи из рода Шоно.
Просторы Кунтоя на скачки зовут,
В Мургуне в жилищах
распахнуты двери.
Держитесь, вас много, соперников, тут:
Абзаи, галзуты и сэнгэльдэры!
Отвагою сердце в груди зажжено,
Мы - тумунтеи из рода Шоно!
Мы любим с почетом гостей принимать,
Чтоб стол от медвежьего
мяса ломился.
Красавица, выйди на круг - привечать
Того, кто победы на
скачках добился.
Отдать ему в жены тебя решено,
Мы - тумунтеи из рода Шоно.
Мы лучших зато выбираем невест,
Номолы, у вас, и у вас, оторчины.
Коль сила и меткость
у всадников есть,
Грустить и печалиться
нету причины.
Мы едем. Пусть пенится в чашах вино.
Мы - тумунтеи из рода Шоно!

..Поздней осенью, перед самыми снегами, состоялась свадьба Сахара и Сэмжэдмы. По светившимся радостью лицам молодых легко можно было угадать: они соединили свои судьбы по любви. Такое случалось в ту пору далеко не всегда. Тайша Хамнай видел, что сын Сахар проявляет самостоятельность во взглядах на многие вещи. Это, естественно, радовало отца. Но и тревожило. В 1831 году в Баргузин приехал на жительство Михаил Кюхельбекер. Он вышел на поселение, а каторгу отбывал на Нерчинских рудниках. Хамнай хмуро молчал, когда сын познакомился с мягким, тихим, Михаилом Карловичем. Но, когда весной 1836 года в Баргузине появился Вильгельм Карлович и Сахар также завязал с ним знакомство, тайша Хамнай рассердился на сына. Ты же знаешь, - жестко выговаривал он Сахару, - что это государственные преступники. Против царя восстали. Замышляли убийство императорской семьи! - Пойми, отец, царь выпустил их на поселение. Значит, простил, - не сдавался Сахар. - Да и они поняли свою ошибку, раскаялись.

Хамнай Цанкиров был человеком с твердым характером. Но он понял, что и сын из того же материала, что и он сам.

- Раскаялись? Не думаю. Особенно этот... который, сказывали, все что-то пишет, - морщился Хамнай. - Несуразный. Баламут. А ты не забывай, что мы здесь - оплот царя, его верные слуги!

- А я не забываю.

- Вот за это тебе спасибо, сын.

Приезжая в Баргузин-город по делам. Сахар Хамнаев непременно виделся с Кюхельбекерами. Вильгельм Карлович, долговязый, худой, нескладный привлекал Сахара какой-то детской незащищенностью. В первое лето тот особенно восторгался здешней природой. Однажды, жарким днем, когда они сидели возле дома, в тени, поэт вытащил из кармана листок бумаги:

- Пишу письмо Пушкину, - и начал читать. - "Городок Баргузин находится в 50 верстах от Байкала. Он вырос на правом берегу реки Баргузин. С северной стороны городок охраняет от жестоких зимних ветров высокая стена Баргузинского хребта. На восток начинаются степи, на запад, в сторону Байкала, густые леса. Южной частью городок выходит на реку Баргузин. Прекрасные виды открываются взору отсюда..."

Сахар поразился тому, как простыми словами, легко и точно описана местность.

Велико было горе Вильгельма Кюхельбекера, когда до Баргузина дошла весть о гибели Пушкина на дуэли. Сахар Хамнаев неплохо знал сочинения великого поэта: учитель Ларионов постарался. Со слезами на глазах рассказывал ссыльный поэт чутко внимавшему ему молодому знакомцу-степняку о своем великом друге, о неповторимых лицейских годах.

- Представь себе, ведь я с ним однажды стрелялся на дуэли. После лицея. Баловались, глупые! Можешь догадаться: стрелял я мимо. Да только чуть не попал в Дельвига. Секундант Пушкина, он стоял в стороне. Ну и Пушкин, можешь догадаться, в воздух стрелял. А тут... этот чужеземный проходимец... не промахнулся! Осиротел я. Сахар Хамнаевич! Нет Пушкина!

Пробыв в Баргузине четыре года, Вильгельм Карлович с молодой женой и малыми детьми неожиданно уехал в Акшу. У тайши Хамная отлегло на душе. "Запутался, говорят, в семейных неурядицах. Пускай едет, - пробормотал он. - Михаил Карлович - другое дело. Степенный человек. В хозяйстве толк знает. Лекарь хороший".

Между тем дела у Сахара Хамнаева - и семейные, и служебные шли своим чередом. "В 1838 году, - сообщают "Летописи", - во второй день месяца Барса года Собаки у Сахара Хамнаевича родилась старшая дочь Цэбжит... В этом году Сахар Хамнаев стал помощником тайши и был повышен в чин XIV класса... В 1839 году в 12-й день января родился Цыдэб-Жаб Сахаров, старший сын Сахара Хамнаева".

За Цыдэб-Жабом - родились сыновья: Цыван-Жаб, Цырен-Жаб. В Сахаре Хамнаеве европейское образование уживалось с его твердой буддийской верой. (Дамби-Жалсан Ломбоцыренов, автор "Летописи селенгинских бурят", отмечает: Сахар Хамнаев вер-нулся из столицы "в родной вере, не приняв крещения". Не крестил он и детей. Тем не менее, сыновьям своим, наряду с их бурятскими именами, Хамнаев дал имена сыновей русского императора Павла I. И сыновья звались: Александр Цыдэб-Жаб, Николай Цыван-Жаб, Константин Цырен-Жаб.

Сахар Хамнаев с молодых лет, как имеющий образование, выполнял различные поручения отца в Степной Думе. Став помощником тайши, Сахар предпринял энергичные действия по открытию школы в Улюне. Для начала он собрал родовых зайсанов. Вынесли решение: открыть в Баргузинском бурятском ведомстве, при Степной Думе, в Улюне, приходское училище с русско-монгольским обучением. Цитирую из постановления (приговора): "На занятия училища... помощник тайши чиновник 14-го класса Хамнаев изъявил усердие построить дом, начать постройку его полагает с 1842 года".

Дом был построен, школа (первая в Баргузинской долине) открылась в 1844 году. На содержание учащихся Сахар Хамнаев пожертвовал 300 пудов ржаного хлеба и одну корову. Обязался для училища посеять хлеб и завести огород. Пригласил последовать его примеру состоятельных бурят. (В.И.Андреев. История бурятской школы. Улан-Удэ, 1964г.)

Прошел первый год, ученики разъехались на лето по домам. Хамнаев съездил в Верхнеудинск. Здесь он познакомился со смотрителем училищ Верхнеудинского уезда Дмитрием Павловичем Давыдовым. Почти ровесники (Давыдов на два года старше Хамнаева), они быстро нашли общий язык. Давыдов давно собирался в долину Баргузина. Хамнаев пригласил его и они вместе приехали в Улюн. С собой взяли нового учителя - Алексея Корнильцева, окончившего школу в Троицкосавске (владел русским и монгольским языками).

Дмитрий Павлович получил назначение в Верхнеудинск в 1840 году. До этого работал учителем в Троицкосавске, затем в Якутии. Он изучал монгольский, якутский языки, а теперь записывал бурятские ульгеры и онтохоны. За три недели пребывания у баргузинских бурят записал "Сказку о кузнеце Алтачи", разные небывальщины, пословицы.

По дороге в Баргузин, когда ехали по берегу Байкала, Хамнаев делал привалы в особенно живописных местах. Дмитрий Павлович с восхищением вглядывался в просторы Байкала, изредка что-то записывал в тетрадку. Один раз спросил: "Значит, ветер, дующий с устья вашей реки, здесь так и называется: "баргузин"? (Спустя годы, в газете "Золотое руно", выходящей в Петербурге, были напечатаны несколько стихотворений Дмитрия Давыдова, в их числе: "Думы беглеца на Байкале". Первоначальные строки знаменитого стихотворения, ставшего народной песней, родились во время этой поездки).

Давыдов высоко ценил просветительскую деятельность Сахара Хамнаева. В докладной записке директору Иркутских училищ от 25 апреля 1848 года Дмитрий Павлович так характеризует Хамнаева: "Из всех почтенных родовичей и должностных лиц баргузинских бурят заботится об устройстве училища только один человек - тот, стараниями которого сие училище получило свое существование, а дом для заведения выстроен его средствами - это чиновник 14-го класса Сахар Хамнаев, известный своей благонамеренностью, отлично уважаемый всеми вообще, а бурятами в особенности... прекрасно знающий русский и монгольский языки и посетивший в Санкт-Петербурге все почти замечательные в ученом отношении учреждения.

С отеческой заботливостью Хамнаев блюдет об училище, разводит для детей картофель, призирает бедных учеников своей собственностью, поощряет прилежных и кроткими мерами направляет ленивых, училище держится его деятельностью".

Своими средствами поддерживал в учебе детей бедных, неимущих бурят... Не в этом ли один из секретов того, что в Баргузинской долине среди простого народа даже в двадцатые годы нынешнего столетия имя Сахара Хамнаева ("Хамнайн Сахар") произносилось с почтением?

Просвещенный правитель родов - так можно охарактеризовать Хамнаева. Его отец, суровый Хамнай, однажды потряс молодого помощника тайши старым методом наказания провинившихся. Произошли волнения среди людей оторчинского рода: отказывались платить налоги, избили посланного к ним из Степной Думы заседателя. Хамнай-тайша выехал к оторчинцам во главе вооруженного отряда, поймал зачинщиков - человек двадцать. В солнечный летний день на дворе Думы была произведена экзекуция: виновных, раздетых до пояса, секли кнутами. Сахар попробовал было смягчить гнев отца - отец был непреклонен.

Под ударами кнута на спинах провинившихся стала выступать кровь. В это время с северной стороны прилетел орел и сел на крышу думской конторы. Сахар подошел к стоявшему среди приближенных тайши седому старцу Эрэнсэю, из сэгээнутского рода. "Истолкуйте тайше прилет орла. Мне кажется... орел... сердится". Мудрый старец одобрительно кивнул в ответ. Разгладив усы, неспешными шагами он приблизился к тайше, указал на сидящего на крыше орла и что-то твердо сказал Хамнаю. Тайша сначала сердито оборвал Эрэнсэя. Потом одумался. Хамнай-тайша был суеверен, как все в тогдашнее время. И приказал прекратить экзекуцию. Прилет орла, севшего на крышу конторы, был истолкован как протест духов против сурового наказания, предпринятого главой Степной Думы...

У Хамная Цанкирова была слабость, которую он не мог пересилить: это -незатухающее желание "володеть и княжить". Будучи даже в преклонном возрасте, он не хотел расставаться с должностью тайши. Сахар Хамнаевич видел это, жалел отца и старался, чтобы старик как можно меньше испытывал огорчений, связанных с вопросом о власти. Умирая, престарелый Хамнай (сохранивший ясность ума при одряхлевшем теле) сказал Сахару:

- Спасибо тебе, ты - хороший сын. Слышал я: бывали случаи, когда ради трона родной сын сживал со свету хана-отца. Ты не такой. Сердце у тебя доброе. Да одарит тебя Будда-бурхан везением-таланом!

Хамнай Цанкиров умер, когда ему было лет под семьдесят. ''Летописи" сообщают: "В 1854 году, в год Барса, Сахар Хамнаев, наследуя отца. по желанию всего народа вступил в должность главного тайши. В этом же году Сойбан Ешижамсуев приехал в Баргузинский дацан...".

Два десятилетия возглавлял Баргузинскую Степную Думу Сахар Хамнаев. Царское правительство наградило его орденами: Анны 3-й степени, Станислава 3-й степени, одной золотой медалью на шее на Аннинской ленте, двумя серебряными медалями.

От отца своего Сахар Хамнаев унаследовал строгое отношение к казенному добру. При Хамнае-тайше ревизию в Думе проводил приехавший из столицы камер-юнкер Левашев, он дал хорошую оценку состоянию дел. Вторую ревизию производили сенатор Шиллинг и доктор Варандт. "Обревизовав дела, очень похвалили и уехали". А при Сахаре Хамнаеве первый раз ревизовал дела посетивший Баргузин Забайкальский военный губернатор Запольский; он одобрил деятельность тайши. В следующий раз Сахар Хамнаев отчитывался перед новым Забайкальским генерал-губернатором Михаилом Степановичем Корсаковым, который "уехал, выразив благодарность тайше и родоначальникам" ("Летописи").

Из истории Бурятии известно, что в некоторых бурятских ведомствах подобные ревизии выявляли растрату, казнокрадство. В этом свете результаты ревизий в Баргузинской Степной Думе позволяют нам сегодня сделать вывод: среди тогдашних предводителей было немало таких, кто с усердием, честно служил Отечеству; По свидетельству Дамби-Жалсана Ломбоцыренова, Сахар Хамнаев дослужился до чина надворного советника, это чин 7-го класса (в воинском выражении равен чину подполковника).

Государство процветает, если на самых разных уровнях власть держат в руках честные, умные, деятельные люди. Сахар Хамнаев считал, что из генерал-губернаторов, правивших Восточной Сибирью, самой выдающейся личностью был Николай Николаевич Муравьев, возведенный в 1858 году в графское достоинство с присоединением к его фамилии названия Амурский.

Впервые Хамнаев лицезрел всесильного правителя Восточной Сибири во время своего пребывания в Иркутске в 1854 году. Тогда же он познакомился с Доржи Банза-ровым.

Банзаров трудно уживался с родовитыми бурятскими нойонами: сказывалась специфика его работы в системе Министерства внутренних дел. Как чиновнику особых поручений, ему приходилось разбирать дела, связанные с растратой, лихоимством со стороны тайшей и родовых голов. О Баргузинской Степной Думе Банзаров, ознакомленный с итогами нескольких ревизий в Думе, был хорошего мнения и потому легко сошелся с Сахаром Хамнаевым.

Хамнаева в апреле 1854 года привела в Иркутск служебная надобность. Незадолго до этого, в конце января, он был избран главным тайшой. И приехал в столицу Восточной Сибири представиться генерал-губернатору как новый предводитель бурят Баргузинского ведомства.

Муравьев был занят завершением подготовительных работ в связи с предстоящей Амурской экспедицией. В губернском Правлении хватало дел у всех. Хамнаев обратился к Доржи Банзарову, тот добился для него разрешения у генерал-губернатора на кратковременную аудиенцию.

Николай Николаевич торопился и потому принял Хамнаева, стоя у большого окна, выходящего на Ангару. Небольшого роста, с пытливыми, проницательными глазами, Муравьев говорил, звонко отчеканивая фразы:

- Вы, Сахар Хамнаевич, долго состояли помощником тайши. Стало быть, работа вам не внове. Помните: все внутренние родовые, племенные дела решаете сами. Русское правительство считает ненужным вмешательство в ваши традиции, обряды, язык, религию. А ожидаем мы от вас и дальше верного служения царю и Отечеству. Это - главное.

Отпуская тайшу, Муравьев осведомился, в какого класса чине состоит он ныне. "Десятого класса", - ответил Хамнаев. "Я поставлен в известность, что скоро у вас будет чин девятого класса: титулярного советника, - сказал генерал-губернатор и, подойдя к столу, взял карандаш, что-то пометил на бумаге. - С чем и поздравляю вас, тайша Хамнаев!"

Отвесив в знак благодарности глубокий поклон, Хамнаев вышел из кабинета.

Утром 19 апреля Хамнаев стоял у генерал-губернаторского Белого дома в толпе, провожавшей Муравьева и его свиту в дорогу. Кибитки, сани, верховые... Ржание лошадей, говор людей... Раздалось: "С богом, в путь!" И лошади рванули с мест.

Хамнаев махал вслед отъезжающим и не заметил, как к нему подошел Банзаров.

- В первых числах мая генерал-губернатор рассчитывает быть в Шилкинском заводе. Там участников экспедиции ждет "Аргунь", подготовлены баржи, плоты, баркасы. И флотилия по Шилке выйдет в Амур, - рассказывал Банзаров Хамнаеву. - Хотел было я попроситься в сплав по Амуру, да со здоровьем неважно.

Уже вторую неделю находился Хамнаев в Иркутске. Он приглашал Банзарова на чай к себе в дом, где остановился. Но Банзарову было некогда: по поручению Николая Николаевича он спешно выполнял работу, связанную с переводом с маньчжурского.

- Вот теперь мы можем посидеть с вами, Сахар Хамнаевич, за чашкой чая, а может быть, и более крепкого напитка, - засмеялся Банзаров. - Поедем ко мне! Сегодня позволительно и отдохнуть.

Взяли извозчика. По дороге завернули по просьбе Хамнаева к нему на квартиру. У Хамнаева хранился привезенный из Баргузина туес с молочной водкой и кулечек с сушеным оленьим мясом (борсо). Их и прихватил с собой тайша.

Содержание беседы первого бурятского ученого с баргузинским тайшой нам известно из "Летописи". Банзаров рассказывал Хамнаеву о "Юань чао би ши" - монгольской хронике. Там он вычитал, что праматерь Чингисхана Алан-гуа являлась дочерью красавицы Баргуджин-гуа, которая была родом из Баргуджин-Тукума.

Делился Банзаров также своими соображениями о происхождении озера Байкал. Почему две реки с двух концов Байкала имеют одно название: Ангара и Верхняя Ангара? По-видимому, когда-то это была одна река.

Разговор, у них начался за обеденным столом, а завершился поздней ночью. Хамнаев рассчитывал, что они ограничатся содержимым его туеса. Но Банзаров захотел продолжить. Был послан человек за водкой. Когда тайша проявил озабоченность насчет здоровья хозяина дома, тот махнул рукой:

- Не тому надо удивляться, что, возможно, скоро я умру, а тому, что я дожил до этих лет. Наука не дается даром, она коварно подтачивает здоровье.

И объяснил, почему до сих пор не женат. "Есть одна женщина в Джиде. Молодая, красивая. Ради меня шагнет в огонь. Жил я с ней в бытность на родине, как муж с женой. Но семью создавать я не стал. Останется вдовой, каково ей будет?" - Банзаров закрыл глаза и покачал головой. Щеки его были мокры от слез.

... С тяжелым чувством уехал Хамнаев из Иркутска. Неужели так серьезно болен Банзаров? Неужто судьба не сжалится над ним? Когда еще родится такой сын у народа?

Прошло чуть меньше года, и Банзарова не стало. В Баргузинском дацане, по желанию Сахара Хамнаева, ламы сотворили молитву, дабы душа великого сына бурят, буддиста по вероисповеданию, беспрепятственно обрела путь к новому рождению.

Хамнаев, рассуждая о власти, считал, что человек должен уметь и занять высокий пост с достоинством, и уйти с достоинством с него. В шестьдесят три года Сахар Хамнаев по доброй воле расстался с тайшинской должностью. Уединившись в частную жизнь, он целиком перенес свои интересы на природу. Съездил летом на Боолон-Тумэр, побыл у самого истока peки Баргузин. В другой раз, тоже летом, с тремя опытными охотниками поднялся на вершину Бархан-горы. Путь начали утром. С частыми и долгими остановками (учитывали возраст старика) добрались до вершины горы к закату. "Вид на родную долину был захватывающий, - рассказывал Хамнаев потом. - Бог создал наш мир, как прекрасную жемчужину!".

Хамнаев покинул бренную землю спустя десять лет после того, как распростился с тайшинской должностью. Он не был знаком с трудами французского философа Мишеля Монтеня, но он в точности выполнил один из его заветов: "Мы пожили достаточно для других, проживем же для себя хотя бы остаток жизни". Мудро сказано.