• История
• Религия
• Эпос
• Быт
• Кухня

Бурятия

Гэсэр (фрагменты)

Жар напускает дьявол выжигающий,
Пожар напускает дьявол пожирающий.
Северные народы
Десятками тысяч гибнут.
Южные народы
Сотнями тысяч гибнут.
Болезни и людей и скот косят,
Люди плачут и голосят.
Послан я,
Выбранный от дыма бесчисленных очагов,
Послан я,
Избранный из тысячи ездоков,
Послан я
От народа бедного, многоликого,
Послан я
К Абаю Гэсэру хану великому,
Рассказать ему о народных бедствиях,
Умолять его об ответных действиях.
Чтобы нас, людей, ставших хилыми,
Чтобы нас, людей, ставших дряблыми,
Он избавил от злобного, хитрого,
От жестокого, черного дьявола.

Буйдан-Улаан батор
Зоодон-Мэргэна выслушал,
Терпеливо молчавший до сих пор,
Ему слово приветное высказал:
- Пока годы-лета еще длинные,
Многочисленны пока дни и ночи,
Разомнем в борьбе руки сильные,
Разогнем в войне спины мощные.
Погаси костер красно-серый,
Мы поедем с тобой к Гэсэру.

Он в седельце его сажает,
Во дворец его приглашает.

Выбранный
От дыма бесчисленных очагов,
Избранный
Из тысячи опытных ездоков,
Посланный
От народа бедного, многоликого,
Подъезжает Зоодон-Мэргэн ко дворцу великому.
В золотые сверкающие ворота он въезжает,
С коня неказисто-пятнистого он слезает.
Привязывает Шадона к серебряно-бисерной коновязи,
Действует он достойно и без боязни.
Коня своего Шадона расседлывает,
Шелковый потник отряхнув, на земле расстеливает.
На расстеленный потник на колено встает
Молиться начинает, поклоны кладет.

В это время
Буйдан-Улаан батор
К Абаю Гэсэру в покои вошел.
Тридцать три батора
Длинный ковер расстилают,
Тридцать три батора
Зоодона-Мэргэна приглашают-встречают.

Зоодон-Мэргэн по ковру неторопливо идет,
Тридцать трем баторам руку для приветствия подает.
В рукопожатии добром и честном
Руки они крепко соединяют,
Словами красивыми, интересными
Разговор начинают.
Угощенья и вина гостю подносят,
В белый дом зайти просят,
Белую овцу для гостя закалывают,
Угощенья и вина навстречу выносят.
В черный дом зайти просят,
Черную овцу для гостя закалывают.

Абай Гэсэр в это время
С важностью восседает,
Имеющей власть красивой рукой
Праматеринскую книгу листает.
Листает он ее при свете луны,
Все буковки в книге ему видны.
Абай Гэсэр в это время
Торжественно восседает,
Имеющей силу белой рукой
Праотцовскую книгу листает.
Листает он ее при солнечном свете,
Каждая буковка на примете.

А тридцати трем баторам могучим
От приезда Зоодон-Мэргэна радостно,
Жить без схваток им скучно,
Жить без битвы им тягостно.
- Пока годы-лета еще длинные,
Многочисленны пока дни и ночи,
Разомнем, - говорят, - руки сильные,
Разогнем, - говорят, - спины мощные.-
Они гостя, помощи чающего,
Всячески ободряют
И к Гэсэру, книгу листающему,
Поскорее впускают.

Выбранный
От дыма бесчисленных очагов,
Избранный
Из тысячи опытных ездоков,
Посланный
От народа бедного, многоликого,
Подошел гонец к Гэсэру великому.
От Ганга-Бурэд хана
Узелки он с дарами развязывает,
Что народу бедному надо,
Он подробно Гэсэру рассказывает,
Гэсэра заступником и защитником называет,
При этом кланяться не забывает.

Абай Гэсэр хан,
С важностью восседающий,
Великий божественный хан,
Прародительскую книгу листающий,
- Да, - говорит, - знаю я вас,
Живущих в середине земли,
И Ганга-Бурдэ хана
И весь подвластный хану народ,
Мой отец, досточтимейший Хан Хурмас,
Под свое покровительство вас берет.

Услышав это, Зоодон-Мэргэн
Уж радоваться начинает,
Но Абай Гэсэр говорить продолжает:
- Да, покровительствует вашему хану
Мой великий отец Хан Хурмас.
Но избавить вас от Гал-Нурмана
Не настал еще час.
Буду я биться с черным дьяволом
Через девять лет,
А пока руки мои еще слабы,
Сил для этого и половины нет.
Преодолеть мне пока не удастся
Все, чем обладает мохнатая голова:
Две тысячи двадцать два коварства,
Три тысячи тридцать три волшебства.
Сила двух его рук
Восьми поднебесным силам равна.
Сила двух его ног
Восьми преисподним силам равна.
С шестьюдесятью шестью баторами,
С шестьюстами военачальниками,
С шестью тысячами оруженосцами
Раньше времени он непобедим,
Раньше срока – непоборим.
Гал-Нурман был уже в облике мужа,
А я сидел в пеленках и в луже,
Он уже воюет и скачет,
А я еще сопливый и плачу.
Конь его –
Хоть небожителям подавай великим,
А мой Бэльгэн жеребеночком взбрыкивает,
Раньше чем через девять лет
Сразиться с ним возможности нет.
Преодолеть мне пока не удастся
Все, чем обладает мохнатая голова:
Две тысячи двадцать два коварства,
Три тысячи тридцать три волшебства.
А ты возвращайся к воде,
Которой в детстве напился,
А ты отправляйся к земле,
Где на свет появился.
Полосатый детеныш-тигренок
Без матери сиротеет,
Человек, хоть батор, хоть ребенок,
Без родины обеднеет.

Золотые столы накрыли,
Вкусные яства расставили,
Серебряные столы накрыли,
Крепкие напитки расставили,
Арзу и хорзу подносят,
Всего попробовать просят.
Выбранного и присланного от народа
Царственно угощают,
Прощаются с ним у порога,
Благополучной дороги желают.

Но как только вышел Зоодон из дворца,
Окружили его тридцать три батора-бойца.
Отправляешься ты, как мы видим, в дорогу,
Но обещал ли Абай Гэсэр подмогу?

Отвечает Зоодай простосердечно:
Что же, время ведь быстротечно.
Девять лет мы еще победствуем,
Девять лет мы еще помучаемся,
Не пришло еще время действовать
Абаю Гэсэру могучему.
Преодолеть ему пока не удастся
Все, чем обладает мохнатая голова:
Две тысячи двадцать два коварства,
Три тысячи тридцать три волшебства.

Баторы, когда все это услышали,
Из себя от волнения вышли.
Сердца их затрепетали,
Мышцы их задрожали.
Суровые тела их напружинились,
Натянулись их сухожилия.
 
Как же так? Божественный Хан Хурмас
Под своим покровительством держит вас,
Как же после этого вам не помочь?
Зачем же воду в ступе толочь?
Это очень нам не привычно,
Иди-ка ты к Гэсэру вторично.

Послушался Зоодан и к Гэсэру пошел,
Но нового во дворце ничего не нашел.
Тогда баторы – к молодцу молодец –
Сами толпой ворвались во дворец,
Перед Абаем Гэсэром они предстали,
Упрекать великого предводителя стали:
Пока годы-лета еще длинные,
Многочисленны пока дни и ночи,
Разомнем, - говорят, - руки сильные,
Разогнем, - говорят, - спины мощные.
Уж давно не дрались мы с дьяволом,
Уж давно не дрались мы с хитрым,
Наши мускулы стали дряблыми,
Сухожилия стали хилыми,
Все мечи у нас заржавели,
От безделия мы отупели.
Наши луки уже не гнутся,
Наши стрелы в цель не впиваются,
Наши кони мирно пасутся,
По зеленой траве катаются.
А ведь мы еще все не слабы,
Мы ведь воины, а не бабы.

Тут Абай Гэсэр глянул грозно,
Словно молния заблистала,
Задрожал во вселенной воздух,
Закачались дальние скалы,
Тридцать трех баторов от ханского стула
В широкие двери как ветром сдуло.
После этого,
Буйдан-Улаан батор,
Что Зоодоя-гонца во дворец привел,
Что его на горе, там, выслушал,
Из дворца рассерженным вышел:
Он коня оседлал,
Он в дорогу собрался,
В дальний путь поскакал,
В Саганты оказался.

Там, где жил-поживал
Имеющий слоново-солового коня,
Имеющий бело-облачные дороги,
Имеющий бело-светлые мысли,
Имеющий белую книгу законов,
Имеющий бело-ясные желанья,
Всем доволен, удовлетворен
Дядя Гэсэра Саргал-Ноен.

Дорогой длинною утомленный,
Сказал Буйдан Саргалу-Ноену:
Если Абай Гэсэр
Гал-Нурману руки ремнем не свяжет,
Гал-Нурману ноги ремнем не свяжет,
К седлу его не привьючит,
Уму-разуму не научит,
Вниз лицом на землю его не свалит,
Вниз затылком на камни его не свалит,
Гору на него не взгромоздит,
Кости его черные не раздробит,
Сами будем сражаться с дьяволом,
Сами будем сражаться с хитрым,
Или мы такие уж слабые,
Или мы такие уж хилые?
Богатырский род не ославим,
Бедный люд в беде не оставим.

Если ж дьяволу поддадимся,
Никуда, значит, мы не годимся.

Саргал-Ноен не промедлил ни дня,
Слоново-солового оседлал коня.
Он коня на бело-облачную дорогу выводит,
Конь копытами бьет, несется,
Море белое ходуном ходит,
Реки плещутся, земля трясется,
Скачет Саргал-Ноен по важному делу,
К золотому дворцу Абая Гэсэра.
В золотые, сверкающие ворота он въезжает,
Со слоново-солового коня он слезает.
Привязывает он коня к серебряно-бисерной коновязи,
Делает он все достойно и без боязни.

Абай Гэсэр Посещением дяди чрезвычайно польщен,
Ради такого почтеннейшего лица
Десять золотых свечей зажигает он,
Десять серебряных свечей зажигает,
Дядю своего гостеприимно встречает.
Он навстречу Саргал-Ноену идет,
Руку для приветствия подает.
Друг на друга любовно глядя,
Обнялись они, племянник и дядя.
Абай Гэсэр угощенья гостю подносит,
В белый дом зайти его просит.
Белую овцу для гостя закалывает.
Абай Гэсэр напитки гостю подносит,
В черный дом зайти его просит.
Черную овцу для гостя закалывает.
Золотой стол накрывают,
Вкусную пищу на него ставят.
Серебряный стол накрывают,
Редчайшую пищу на него ставят.
А к концу обильнейшего обеда
Начинают медлительную беседу.
Каждый многое знает,
По очереди говорит каждый.
О старом вспоминают,
О новом расскажут.
То, что прежде древнего произошло, выясняют.
То, что позже нового произошло, объясняют.
Разбирают мало-помалу,
Когда земля землей,
Когда вода водой стала,
Когда время из вечной вечности
Как река лишь брала начало,
Когда части из цельной цельности
Возникали мало-помалу.

Так говорят они,
Пока на чистой воде сметана не настоится,
Так сидят они,
Пока на голом камне трава не уродится.
Но потом Саргал-Ноен смело
Переходит к главному делу…
Трубкой дымя,
подобно туману,
Напоминает он Абаю Гэсэру хану:
На землю от пятидесяти пяти небесных долин
Ты спустился,
С указанием из пяти священнейших книг
Ты спустился,
Превратить вечность в единый миг
Ты спустился,
С заданием благополучие возвратить
Ты спустился,
С заданьем порядок восстановить
Ты спустился,
С желаньем веселие возродить
Ты спустился,
С мечтаньем всю нечисть истребить
Ты спустился,
С надеждой успокоить людей земных
Ты спустился,
С решеньем счастливыми сделать их
Ты спустился,
С мудростью для семидесяти мудрецов
Ты спустился,
С основой для семидесяти языков
Ты спустился,
От черных замыслов злых врагов
Державно-булатный меч ты имеешь,
От нападенья злостно-черных врагов,
Сделанный из семидесяти козьих рогов
Сокрушающе-желтый лук ты имеешь,
Если выпустишь ты свою стрелу в цель,
Никто от нее не останется цел.

Если сидеть и ждать,
пока девять лет пройдет,
Все люди погибнут,весь народ перемрет,
Жаром
Гал-Нурман землю всю иссушает,
Пожаром
Все живое на земле он пожирает.
Должен бы людей защитить-спасти,
Чтоб могли они мирно свой скот пасти,
Чтоб могли они опять веселиться,
Чтоб смогли они опять расплодиться,
Козней дьявольских не бояться,
Красотой земли наслаждаться. -
Так Саргал-Ноен говорил умело,
Что в Гэсэре кровь закипела.
Его сердце он размягчил,
Его душу разгорячил.
Гей вы, - крикнул Гэсэр, - э, гей!
Для похода готовь коней!
С Гал-Нурманом мы биться будем,
Чтобы счастье вернулось к людям.
Все оборванное пришейте,
Все рассохшееся прибейте,
Все развязанное свяжите,
Все раскрученное скрутите,
Все ослабшее укрепите,
Затупившееся заострите.
Припасите все, что понадобится. –
Тридцать три богатыря,
Триста военачальников,
Три тысячи оруженосцев
Слушают, радуются.
Стоящие о том, что стоят, забыли.
Сидящие о том, что сидят, забыли.
Так сражаться они любили.
Приказанье Гэсэр словно выстрелил:
“Через трое суток чтобы выступить!”

Отложил он всю заботу домашнюю,
Стал готовиться он на битву страшную.
Приказал Гэсэр первым делом
С гладкой шерстью и крепким телом,
С ногами тонкими, с костями звонкими,
С сухожилиями упругими, с копытами круглыми,
Привести гнедого, под цвет огня,
Бэльгэнэ – любимейшего коня.

[…………]

После этого
Величественным движеньем,
Открывая перламутровую хангайскую дверь,
На улицу он выходит теперь,
Неторопливыми движениями,
Не уронив ни пылинки с ног,
Переступает мраморный хангайский порог.
Медленными движениями,
без суеты,
По ступенькам серебряным с высоты,
Ни разу на лестнице не оступясь,
Идет он туда,
Где с восьмидесятивосьмью украшениями,
С восьмидесятивосьмью драгоценными вкраплениями
Стоит серебряно-золотая коновязь.
К коновязи он идет с серебряного крыльца,
Красный повод отвязывает от серебряного кольца.
Ноги свои в серебряные стремена он вдел,
В седло из якутского серебра он плотно сел.
Тридцать три богатыря вслед за ним идут,
Все своих коней боевых берут.

После этого,
От золотой коновязи по кругу,
Цепочкой следуя друг за другом,
Слева направо как солнце плавает,
Поехали богатыри за победой, за славою.
Земля вокруг не истоптана, не изрыта,
Идут их кони копыто в копыто,
Идут их кони следок в следок,
Постепенно поворачивая на восток.

Три дня они едут
По своей земле, по ханской дороге,
Четыре дня они едут
По лесной земле, по общей дороге.
Дальше едут, дорог не зная,
Дальше лежит земля чужая.
Доезжают они
До серебристо-серебряной горной гряды,
Где человеческая нога никогда не ступала,
Останавливаются они
У черно-черной родниковой воды,
Из которой скотина никогда не пивала.
Рассаживаются они в кружок на отдых,
Вдыхают они чужеземельный воздух,
Трубки раскуривают, дымят,
О предстоящих подвигах говорят.
Когда они
Так неторопливо сидели и трубки курили,
Когда они
Так неторопливо о предстоящих подвигах говорили,
Коза Гуран и маленькие косули
Перед ними вдалеке промелькнули.
Абай Гэсэр хан встрепенулся вдруг,
В мгновенье ока схватил свой лук,
А козу и косулю стрела поразила,
И ту и другую насквозь пронзила.
- Если бы, - сказал баторам Гэсэр, -
Я их мимо глаз пропустил,
Если бы, - объяснил баторам Гэсэр, -
Я своевременно стрелу не пустил,
Пришлось бы нам возвращаться домой назад, -
Так Абай Гэсэр сказал, говорят.

Баторы кожу с животных сняли,
Как полагается, туши освежевали,
На костре изжарили и сварили,
Нежного мяса они поели,
Еще немного поговорили
И вскоре дружно все захрапели,
Чтобы утром, проснувшись как можно раньше,
В предназначенный путь отправиться дальше.

[…………]

Так достигли они страны,
Где деревья все с корнями выдернуты,
Достигли они стороны,
Где все наизнанку вывернуто,
Хонин-Хото там страна была.
Пустынна и безводна лежала она.
Постоянно там было ветрено,
А травы никакой там не было.
Проскальзывая под тремя преградами,
Текла там река с тремя водопадами,
В той стране, где холод, в стране, где тьма,
Обитает дьявол Гал-Нурман.

Достигнув этой страны печальной,
Земли окраинной, изначальной,
Абай Гэсэр и его баторы
Поднялись на большую двуглавую гору.
Поглядели они оттуда во все концы
И видят Гала-Нурмана зданья-дворцы.
Горы издали кажутся кочками,
Зданья издали кажутся точками.
Поглядели ни с горы вперед и назад,
Владенья дьявола лежат как на блюдце.
Стада внизу муравьями кишат,
Люди внизу комарами толкутся.
Стада и люди – тайги черней.
Спрашивает Гэсэр у своих богатырей:
Друзья, баторы, смотрите, вот
Пришли мы в землю, где дьявол живет.
Никому еще он не позволил через эту землю пройти,
Никому не позволил и ползком проползти,
Никому не позволил на коне перескакнуть,
Никому не позволил мышью прошмыгнуть.
Как же теперь нам, баторы, быть,
Как же нам дверь войны открыть?
Что нам в начале войны сказать,
Как нам начало с концом связать? –
Стоят баторы, переминаются,
Посоветовать ничего не решаются.

Тогда
Абай Гэсэр слово берет
И такой приказ отдает:
- Начнем с начала, а не с конца.
Пускай отправятся два бойца.
Чтобы они табун лошадей отбили,
Двум табунщикам головы прострелили,
Простреленных табунщиков к лошадям привьючили
И отправили к Гал-Нурману могучему.
А сам табун пусть пригонят сюда,
Хорошая будет для нас еда.

Посланные баторы –
Буйдан-Улаан батор да
Эржэн-Шумаан батор –
Словно камни брошенные прошуршали,
В одно мгновенье из глаз пропали,
Табун лошадей они отбили,
Двум табунщикам головы прострелили.
Приторочили их к лошадям, подняв с земли,
Но оставили им голос, чтобы говорить могли,
С притороченными к седлам ножами
Побежали к ханскому дому лошади.

А табун лошадей угнали в горы,
Где остались в ожиданье другие баторы,
Вокруг костра все баторы сели,
Очень славно они поели.

Между тем,
С простреленными табунщиками
Лошади, на свободу отпущенные,
Прибежали к ханскому дворцу без боязни
И остановились около коновязи.
Гал-Нурман, из дворца роскошного выйдя,
Простреленных табунщиков тотчас увидел,
Задыхаясь от обиды и гнева,
Закричал он направо, закричал он налево:
Кто прострелил их, имя мое черня?
Кто осмелился выйти против меня? –
Прибежали к нему два батора–сторожа.
Спросил он у них еще строже:
Кто осмелился имя мое чернить,
Моим табунщикам головы прострелить? –
Сторожа ему все рассказали,
Как узлы на веревке развязали:
- Два батора табун лошадей отбили,
Двум табунщикам головы прострелили.
Гикнув:
- Пусть попробуют нас догнать! –
Крикнув:
- Пусть попробуют лошадей отнять! -
Угнали табун на двуглавую гору,
Но не знаем, откуда взялись баторы.

Гал-Нурман повесить сторожей приказал,
Во дворец пошел, прародительскую книгу взял.
Имеющей власть правой рукой
Праматеринскую книгу листает,
Имеющей силу левой рукой
Праотцовскую книгу листает.
Листает он ее при свете луны,
Все буковки в книге ему видны.
Листает он ее при солнечном свете,
Каждая буковка на примете.
Пальцем он по книжным страницам водит,
Нехорошие известия в книге находит:
“На землю пятидесяти пяти небесных долин
Абай Гэсэр хан спустился,
С указанием из пяти священнейших книг
Он спустился,
Превратить вечность в единый миг
Он спустился,
С заданием благополучие возвратить
Он спустился,
С заданьем порядок восстановить
Он спустился,
С желанием веселие возродить
Он спустился,
С мечтаньем всю нечисть истребить
Он спустился,
С надеждой успокоить людей земных
Он спустился,
С решеньем счастливыми сделать их
Он спустился,
С мудростью для семидесяти мудрецов
Он спустился,
С основой для семидесяти языков
Он спустился.
И что теперь этот хан
И с ним тридцать три батора
Прибыли на двуглавую гору.”
После этого
Гал-Нурман книгу продолжает листать,
Пальцем по строчкам водя, продолжает читать.
То, что ему нужно, продолжает искать.
Книга тайную тайну ему открыла:
Сравнение силы его и Гэсэра силы.
Оказывается,
Сила двух рук Гэсэра
Четырем поднебесным силам равна,
Сила двух ног Гэсэра
Четырем преисподним силам равна,
Сила груди Гэсэра
Четырем наземным силам равна,
Число его превращений – двести,
Число его волшебств сто и два…
Радуется Гал-Нурман такой вести,
Ликует мохнатая голова.
Потому что
Сила двух его рук
Восьми поднебесным силам равна,
Сила двух его ног
Восьми преисподним силам равна,
Сила его груди
Восьми наземным силам равна,
А число его превращений – две тысячи,
А число его волшебств
Три тысячи триста тридцать три…
- Ну, грозится он Гэсэру, - смотри!
Он, Гал-Нурман,
Был уж в облике мужа,
А Гэсэр сидел еще в пеленках и в луже.
Он, Гал-Нурман,
Уже воюет и скачет,
А Гэсэр еще сопливый и плачет.
Конь Гал-Нурмана,
Хоть небожителям подавай великим.
А Бэльгэн у Гэсэра жеребеночком взбрыкивает. –
После этого велел Гал-Нурман,
Чтобы пришел к нему батор Манзан-Шуумар.
Пришедшему Манзан батору
Объясняет без лишнего разговора:
- Абай Гэсэр хан
Великое вечное море Манзан
Простым водопоем сделал.
Великую долину Моорэн,
Где трава колышется выше колен,
Обыкновенным пастбищем сделал.
А теперь
Он войной на нас ополчился,
На вершине двуглавой горы остановился.
Ты, Манзан-Шуумар, батор верный мой,
Метни-ка жребий наш золотой.
Если жребий орлом к земле упадет,
То Абай Гэсэр меня побьет,
Если жребий упадет орлом к небесам,
То Абая Гэсэра побью я сам. –
С большого пальца жребий полетел, закрутился,
С большого ногтя жребий полетел, завертелся,ы
Манзан батор на колени перед ним опустился,
В упавший жребий пристально он вгляделся.
Поднял голову он в испуге,
Изогнулись бровей его дуги.
- О, хан мой, жребий наш о том говорит,
Что Абай Гэсэр тебя победит.
Упал наш жребий лицевой стороной вниз,
В предстоящей битве Гэсэра ты берегись.

Гал-Нурман, дьявол, челюсти сжал,
Вторично жребий метнуть приказал.
Жребий вверх полетел, закрутился.
Жребий к облакам полетел, завертелся,
На землю жаворонком опустился.
Манзан-Шуумар в него вгляделся.
- О Гал-Нурман, о хан досточтимый мой,
Нехорошо нам жребий упал золотой.
Лицом к земле наш жребий лежит,
Абай Гэсэр тебя победит. –
Волосы у Гал-Нурмана поднялись дыбом,
Челюстями он заскрипел с дымом.
Говорил он, помня предсказания книжные:
- Несчастье преодолеть пытаются трижды.
Метни-ка нам жребий еще ты раз,
Посмотрим, что он скажет сейчас.
Жребий вверх полетел, закрутился,
В небеса полетел, завертелся,
Падучей звездочкой опустился.
Манзан-Шуумар в него вгляделся,
Вгляделся пристально, задрожал,
Сам в испуге на землю упал.
- О, Гал-Нурман, о великий хан,
Поверь мне, жребий – один обман.
В третий раз говорит он одно и то же:
Абай Гэсэр тебя превозможет.

Гал-Нурман после эти слов
Завертел косыми глазами зло,
Крутит зрачками то вверх, то вниз,
Без смертельной схватки не обойтись.
Два хана встают на дорогу мести,
Гору, как нитка клубок, обвивают,
Гору, как перевернутый горшок, обегают.
Ищут для схватки подходящее место,
Хорошее место они выбирают.
Роют землю яростно, как изюбри,
Наклоняют головы, словно зубры.
Зубы скалят они, как волки,
Налетают друг на друга, как соколы.
Вселенная гудит и ходит волнами
От низкой земли до неба высокого.
Сун – великое море
Волнуется и дрожит.
Сумбэр – великая скала
Сотрясается, дребезжит.
Времена перепутались меж собой,
История вся пошла вразнобой.
С севера туча шла,
С дороги сбилась.
С дороги сбилась.
Южная туча шла,
Остановилась.
Все черное закипело и заострилось,
Все белое перемешалось,
Все серое встрепенулось,
Все синее расплескалось,
Все зеленое перевернулось.
Из-за равной удали они не сдаются,
Из-за равной силы они не качаются.
Семь дней они бьются,
А схватка все не кончается.
Мясо друг у друга со спины выдирают,
Мясо друг у друга с груди выгрызают.
Мясо вокруг лежит, как горы,
Прилетают с севера черные вороны
На целый день и на целую ночь,
Мясо в клювах уносят прочь.
“Истекая ручьями кровавыми,
Пусть дерутся бойцы на равных”, -
Так летают вороны, каркая,
Продолжается схватка жаркая,
Передними голубыми зубами
Мясо из спины выгрызается,
Десятью белыми пальцами
Мясо из груди вырывается.
Красные ручьи по земле текут,
Красные горы вокруг растут.
Красная кровь растекается,
Черная кровь сгущается.
Наползают бойцы друг на друга тучами,
Кости вокруг валяются кучами.
Вдруг Гал-Нурман момент улучил
В середине жестокой схватки.
На Гэсэра в бешенстве наскочил,
Разрубил его от ключицы до пятки.
Разрубил он с хрястом наискосок его тело,
Но за сердце красное сталь не задела.
То не травы на рассвете качаются,
Половинки тела слипаются.
Каменем черным и каменем белым
Соединились две части тела.

Тут Абай Гэсэр момент улучил,
В середине жестокой схватки
На Гал-Нурмана яростно наскочил.
Разрубил его от ключицы до пятки.
Разрубил он черту наискось его тело,
Но за сердце черное сталь не задела.
Черные вороны улетают ввысь,
Половинки тела опять срослись.
Говорят друг другу баторы:
Не решить нам саблями спора,
Кому живу быть, кому мертвым лечь.
Мы решим теперь силой рук и плеч.
Из-за равной удали они не сдаются,
Из-за равной ловкости не качаются.
Девять дней беспрерывно бьются,
А схватка все не кончается.
Потом они оба устали биться,
Разошлись отдохнуть, поесть, подкрепиться.
Разошлись они до времени, до поры,
По двум вершинам двуглавой горы.

[………]

В это самое время,
О котором идет у нас речь,
В это самое время,
О котором рассказу нашему течь,
По пятидесяти пяти небесным долинам,
По тропинке ровной, по тропинке длинной,
Пониже звезд, повыше земли
Два внука Хана Хурмаса шли.
Шли они просто так, гуляли,
Забот никаких не знали.
Шли они по тому небесному шву,
Откуда видно и земли и небес синеву.
Одного внука звали Айзай,
Другого внука звали Муузай.
Приоткрыли они один небесный край
И, глядя в узкую щелку вниз,
Разглядывать землю принялись.
Интересно им посмотреть, что на земле делается,
Все они разглядеть на земле надеются.
И вот они видят, удивлены,
Что на краю Хонин-Хото,восточной страны,
В стране,
Где все деревья с корнями выдернуты,
В стране,
Где все наизнанку вывернуто,
В стране холодной, в стране бесплодной,
В стране бестравной, в стране бесправной,
Где река под тремя преградами
Проскальзывает тремя водопадами,
В стране где ветер, в стране, где тьма,
Бьется их дядя Абай Гэсэр с дьяволом Гал-Нурман.
Смотрят внуки в четыре глаза
И глазам не верят.
Дядя их с каждым часом
В этой схватке слабеет.
Ухватиться он за дьявола хочет,
А у него не хватается,
Толкнуть он дьявола хочет,
А у него не толкается.
Силы его кончаются.
Сильные руки его
Как будто немеют,
Белые зубя его
Как будто чернеют.
Ясные глаза его
Как будто мутнеют.
Увидев это, Айзай и Муузай домой
Немедленно побежали,
Деду Хану Хурмасу наперебой
Обо всем рассказали.

[………]

Услыхав от внучат подобный рассказ,
На коня вскочил Хан Хурмас.
С белыми мыслями в белом уме
Скачет он к бабушке Манзан-Гурмэ.
Коня к коновязи привязывает,
О случившемся несчастьи рассказывает.
О том рассказывает, что недалеко от востока,
Абай Гэсэр не выдержав срока,
Девяти положенных лет не выждав,
С Гал-Нурманом сражаться вышел.
А теперь козленком он верещит,
А теперь ягненком он блеет.
В руках у дьявола по швам трещит,
С каждым часом слабеет.
Сам он в возрасте малого ребенка,
Конь его в возрасте жеребенка.
Гал-Нурман из него веревки вьет,
Крутит, вертит, о землю бьет.
Бабушка, сидящая
С серебряной чашей в руках,
Бабушка, следящая
За всеми звездами в небесах,
Бабушка, опирающаяся
На множество горных вершин,
Бабушка, обозревающая
Множество небесных долин,
Бабушка,
Звездные книги читающая,
Бабушка,
Все швы во вселенной сшивающая,
Бабушка,
Держащая все тайны в уме,
Великая бабушка Манзан-Гурмэ,
Умела сразу за дело браться,
Вызывает она Гэсэрова брата.
На коне соколино-сером
Примчался Заса-Мэргэн, брат Гэсэра.
Дает ему бабушка белыми руками
С конскую голову алмазный камень,
Камень священный, камень мерцающий,
В любую цель без промаха попадающий.

[………]

Берет Заса-Мэргэн двумя руками
С лошадиную голову алмазный камень,
Камень священный, камень мерцающий,
В любую цель без промаха попадающий.
Над камнем Заса-Мэргэн батор
Произносит шепотом наговор:
Звездный глаз,
На черную землю лети.
Синий алмаз,
В черную голову попади.
Если не сумеешь
Ты в цель попасть,
Никогда не посмеешь
Нигде упасть.
Будешь ты вечно
По вселенной летать,
В пустоте бесконечно
Будешь сверкать.

Большим пальцем закрученный,
Указательным пальцем пущенный,
Полетел камень на землю, вниз,
Послышался шум, послышался свист.
Словно лось ревет,
Словно бык рычит,
Словно стрела поет,
Словно выпь кричит.
Удаляется камень летящий,
Удаляется камень шуршащий,
Удаляется камень мерцающий,
В любую цель попадающий.

Улетает камень в земной предел,
Где дьявол Гэсэра совсем одолел.
Вперед дергает –

Лбом о землю его ударяет,
Назад толкает,
Затылком о камни его ударяет.
Абая Гэсэра хана
Побежденным он посчитал,
Земные темные страны
Себе подвластными посчитал,
Несчастных земных людей
Своими жертвами посчитал.
Прекрасных земных зверей
Обреченными посчитал.

А между тем он слышит,
Что воздух над ним содрогается,
А между тем он слышит,
Что земля под ним сотрясается.
Словно лось ревет,
Словно бык рычит,
Словно стрела поет,
Словно выпь кричит.

Приближается камень летящий,
Приближается камень шуршащий,
Приближается камень мерцающий.
В любую цель попадающий.
Поворачивает дьявол коня,
От камня мчится, как от огня.
Но конь стрелы не быстрее,
Ладонь меча не острее.
Куда бы ни мчался дьявол, страхом гоним,
Священный камень летит за ним,
Летит по следу священный камень,
Бегущего дьявола настигая,
И попадает ему как раз
На черном темени в мерзкий глаз.

Вместе с глазом, единственным, мерзким,
Всю голову камень разбивает вдребезги.
На просторном белом поле
Падает дьявол, взвыв от боли.
Валяется дьявол уже не дыша,
Около белой березы – Тамша.
До северной высокой горы головой касается,
В южную гору ногами упирается.

А Заса-Мэргэн батор, не теряя ни мгновенья,
Около брата Гэсэра опускается на колени.
Видит, что жилы его истончились,
Видит, что кости его оголились,
Видит, что сердце едва-едва трепыхается,
Видит, что брат его вот-вот скончается.
Говорит Заса-Мэргэн:
”Поднимайся, брат,
Спасти тебя я был очень рад.
Имеющий старшего брата,
Старшим братом спасен будет,
Имеющий младшего брата,
Младшим братом спасен будет,
Только мертвого уж никто не разбудит”.
Заса-Мэргэн, на Гэсэра с любовью глядя,
Всячески брата голубит и гладит,
Вверх на небо поглядит – улыбнется,
Вниз на землю поглядит – засмеется.
[………]